Бойцы

[кольцовъ]

2
**Пэд, это хреновина такая, типо резиновой, стуча по которой звук снимается электрический, не акустический, а затем уже далее он преобразуется и хочешь если то ты в наушники его пускай во свои, а как не хочешь – пускай ты его не в наушники (а прямиком к соседям на радость, т.е. через систему акустическую, лучше, конечно же, громкого качества). – Т.е. электронные то барабаны стоят, а рабочий – тот почти как и настоящий, только размером чуть меньше. (рабочий – это тот, который обычно горизонтально стоит промеж ног у ударника (барабанщика)).
Ну, и я радости весь исполненный, отмечая, что все приобретения просто высшего качества забираю их все, очень при том, естественно, радуясь. Понятно, что в руки такие приобретения все не влезли бы, но они уже воспринимаются как всего пара тубусов (это штукенция такая, цилиндрическая, чертежи в таких раньше носили), и задачей невыполнимой для транспортировки не представляются. К тому-же, думаю, - тут недалеко где-то должно быть техническое помещение (я об этом знаю), типа ТП (трансформаторной подстанции) и там, наверняка должно быть какое ни будь свободное помещение. Вот, продолжая ход этих мыслей, - открою такое помещение, благо они же не закрываются как от грабителей***, а после приеду и заберу всё не спеша уже. И ничего никому не помешает, и я это знаю доподлинно.
***в реалиях всё запирается именно как от грабителей, а то и надежней еще, и полагаю, что вполне понятно почему это так.
Выбираюсь я с этой поляночки весь обрадованный, а тута ажно вона чего… А тут(!) – аутомобиль(!!!). Синего цвету красивого, и тоже весь очень даже добротный такой. Машина импортная, и тоже оставленная кем-то сознательно. Толи, чтоб не утилизировать, толи скорей всего так и есть. Но, она такая намытая вся, к передаче кому-то, кому понадобится, подготовленная, - шикарнейшая просто машина, синяя. И то еще интересно, что не было у меня такого автомобиля, а там же множество функций у ей, а мне же их ой-как охота и необходимо всё это, по этой части исследовать, осмотреть и обзнакомиться. И тут уже я понимаю всяк вполне однозначно, что это теперь уже моя машина, - совершенно уверенный я, в добавок к уже имеющейся и обильной радости.
А тут, что не кстати, и Вася какой-то возле неё уже трётся. А это ж моя машина. А он, по всему видно, что на тот предмет и трётся, что где-то, во глубине души своей догадывается, что это ничья стоит машина, и он… в общем он вроде как тоже на неё виды имеет.
Ну, а я-то уже ведь подхожу по-хозяйски, я всем видом показываю, что его виды чужды мне, и он на этом празднике лишний слегка. А он уже чего-то там такое включает (машина-то на вроде кабриолета, без верху то есть, большая, красивая), и машина та от участия его трансформируется. Она открывает борта, так это загадочно (непривычно и неожиданно) и делается для погрузки-принятия в себя груза удобной более. А изнутри машина белой обшивкой выделана, что её еще более привлекательней во глазах наших делает. Я, как истый хозяин, при таком повороте, и к погрузке её готовности как-бы даже небрежно швыряю туда все трофеи свои, т.е. как бы оба все тубуса. Чувак, Вася который, задаёт уйму вопросов, гнёт свою линию недогнутую, пытается как бы отспорить свою точку зрения… Ну, что, мол, машина нейтральная, и он тоже виды имеет. (это примерно как в фильме «Бумер-2», помните там:… ачё, асколько стоит, а у неё мощность какая? – по этой части старается. Ну, а я, уже садяся за руль, (как бы говоря ему (как и в том же фильме, мол, не нужна тебе такая машина, Колька)), говорю ему - такой-то объем у её двигателя. После чего, Колька этот, и он же Вася понимающе уже своей головой качая, заявляет со сожалением, что да… дескать, эта расходует много, пожалуй… и это не по карману мне… Ну, и ладно, думаю с облегчением, и это хорошо, что хоть так…
Однако, надо мне теперь с этим всем добром, да побыстрей уже оттель выехать. А тут уже и босота всякая… концентрируется… и ко чужому добру, МОЕМУ, своей рукой немытой уж протянуться старается. – Мальчишка какой-то, по всему видать беспризорник, с совершенно бесстыдным видом, немытый, именно с целью захвата чужого имущества догоняет мою машину. А тут, как на зло уже не лес или лесок, и не дорожка даже, пусть какая ни будь, хоть бы грунтовая, а тут уже помещение как бы, какое-то… Внутри я рулю какого-то сооружения. И мне совсем немного и надо проехать среди коридоров, где и не развернуться, и не разогнаться, чтоб уже до более скоростного участка добраться. А не получается. А малец догоняет. А же ведь терять-то своё добро очень не хочется. И вот он что-то хватает, не вижу, чего конкретно… А он и еще раз хватает… И еще он схватить опять хочет, машина-то кабриолет, и сверху эта машина открытая, как на телеге лежит в ней добро всё моё, собственное, непосильным трудом заработанное. Ага, хватаю его я тогда ловко за руку. А он и не стесняется, нет у него, по всему видать, никакой совести и стеснительности. Хотя и наглости нет никакой тоже, ни ругани, ничего в общем опасного. И страха нет у него, такой это, нехарактерный и вор, и пацан. Ну, я что-то там отнял своё у него, бросил в машину. Сожалею, что что-то же он да украл, успел, и отнял от моего, целого… И теперь уже это моё-целое будет как минимум не целым, а уязвленным, ущемленным в какой-то части, и с того очень досадно мне. И еще есть понимание, что если отпустить сейчас его, то он снова к добру моему устремится-потянется, ведь же ни страха в нем нет, как нет там и ни злобы, ни совести. А мне же еще и наказать его, гада такого, надо же… - Ведь же нехорошо красть чужое, - нехорошо ж это… Думаю так и снимаю одежду с него… Ну, и чтобы понял он, каково это, когда у тебя твои одежды берут. Снял рубаху… А он – ничего, - ничего в нём не меняется, и «не шевелится» даже. И ни страху так же нет, и совести тоже ни чуть не прибавляется. А мне уже всяк всё более не по себе как-то, и ажно страшно становится... и за имущество, и за то, что ничего не могу сделать, и что ему хоть бы хны, - в общем ну ничего совершенно хорошего. И догадываюсь я тогда, что надо и штаны с него тоже снять, - тут-то думаю, застесняется. И снимаю. А ничего не меняется. А мне всё хуже и хуже. И жалко ж его, - маленький он, и по всему видать, счастием изобилия не избалованный. И мне, думаю, одежды его вообще ж не нужны, а ощущение, что именно я его сейчас этим обкрадываю, я у него отнимаю последнее. Вот только смирный он, он со всем как-бы смиряется… С МИР ный, - с миром он… он смиренный. Душа его чистая, толи чистейшая аж… А у меня всё тяжелей на душе – и сделать-то ничего не могу, и он не изменяется, и эта одежда уже теперь его… словно мне бельмо на глазу. Я в замешательстве, в нерве весь, чуть ли не в панике. – Эх, - думаю, - отъеду немного, скину ему одежду, чтобы он видел куда упала она, и без неё не остался… И дальше не помню уже, толи пошёл он за мной, толи остался как есть…. – Проснулся я, неимоверно сном таким растревоженный… сплющенный просто-таки, если вернее сказать и точнее.

[кольцовъ]

Ну, так я сюдым перемещусь покеда, дабы там не марать, не пачкать там чтобы скучным и длинным слогом своим. Вобчем так.
Всем привет, и мои найлучшие всяк пожелания.

1               Сон, притча, гордыня ли, или просто штука (шутка) очень серьезная.
Знаю, не то предполагаю, что сие может быть интересно тебе, Смотритель, не то и ещё кому (кому-то) то сгодится, и, коли бы так, то и не напрасно всё… а всё не известно… ну, да, гляди, читай и вникай, и да воздастся всем нам.
Это скорее всего почти без разницы как человек обучается. Кто-то кино глядя, кто-то глядя в компьютера монитора окно персональное, смартфон ли, кто-то мудрецов слушает, кто-то во книгу глядит-пялится вполне пристально, кто-то в небо взлетает при помощи мысли (или её отсутствия стойкого), важней что из этого получается. Кто-то, например, и учился-то плохо в школе, а потом бац и теорию относительности сочинил. Или другой, и опять не отличник, - так себе тоже школяр вроде как был, а тут взял да и написал просто шестую симфонию Шостаковича… Или Баха взял да и забацал на клавишах, или, к примеру того же Рахманинова, Сергея Васильевича. А иной и отличник как будто, а вот присел на стакан и вся от него польза – почти ничего, или ничего дельного. И то хорошо еще, если так, а то же и дерется же он еще, гад же такой, или тянется всею душой своей неумытой до мордобития.
Но, сложно судить, разумеется о наличии пользы, коль скоро всего знать не дано никому. А если не знать всего, то как судить? – Только неправильно. Но, не об этом теперь, а я теперь за такой из способов предоставления информации как сон. – Есть, оказывается и таковой. Или еще, и тож дельное, - есть выражение (удивительно красивейшее) – пути Господни неисповедимы. Что означает – не нам знать, как, чего, зачем нам даётся, или каким образом делается. Важней Бога видеть во всём и тогда счастие нам, или благодать всенепременно представится. Я не сказал «велосипед», «яхта», «автомобиль», «денег куча», а я сказал то, что сказал, и будьте бдительнее и внимательнее. Добавлю лишь, что очень трудное это может быть «удовольствие». И еще разок добавлю, повторюсь, пожалуй уже, что есть такая форма обучения – через сон. Кстати, смеющимся, рассмеявшимся намекну, в продолжение их взахлеб-радости сообщу, что и Менделееву Дмитрию, ты понимаешь ли, свет Ивановичу таблица его именитая именно же во сне его наилучшим образом взяла да и как-то представилась. Теперь её чтут, блюдут, знают, и изучают уже в средней школе почти. А ведь же когда-то было это самым верхом развития, недосягаемым уровнем в этой области. (ну это так, только для справки).
…итак, иду это я. Просто иду, ничем не обязанный никому, никуда не торопящийся, а просто иду я прогуливаясь. Всё ясно мне, и небо ясное, погода хорошая, тёплая, воздух свеженький, и толи лесок, а толи и городская зона – не ясно пока, но ясность во всём просто полнейшая. Потому как вопросов у меня лично нет ни одного. – Иду спокойно, никому и ничего не должный я, и просто прогуливаюсь. – Хорошо мне, уютно это так на душе, и вопросов нетути, просто-таки ни одного. – Согласитесь, что состояние сие крайне редкое.
И вот нате вам, - не то мусорка, не то свалочка… такая лёгонькая, импровизированная, т.е. место такое на обычной зеленой поляночке, где вещи ненужные кем-то (а то и кем-то многими, многочисленными) выложены или свалены. Так-то, не во сне если, то всегда грузовики гадкие склонность имеют загадить в лесу любую такую поляночку чистенькую, хотя и оставшиеся члены общества тенденцию таковую норовят блюсти в строгости.
Ну, да мало ли свалочек разных, они же меня не интересуют, и я прохожу мимо. – Мне хорошо просто на душе. Мне ведь не нать ничего. Повторюсь в последний раз – нет ни одного вопроса внутри меня, и хорошо мне, уютно душе моей во внутрях. Однако, так, периферическим зрением отмечаю, что среди прочего там «добра» находится стул. Интересный стул, странный какой-то, и необычный. А свалка такая, как сказано – импровизированная. В той части, что нет там всякой гнили, отходов, запаха дурного, дыма от тления и всякой гадости. – Вещи выложены, притом аккуратнейшим образом, как это было во магазинах комиссионных. И на мусорках теперь так тоже делают, когда есть у людей вещи добротные, хотя и в употреблении бывшие, но вполне еще даже ничего из себя, а то и чуть ли не новые. И вот их, бывает даже стиранные и поглаженные утюгом, чистые, что естественно, аккуратно развешивают, чтобы возможно кому-то они и пригодились бы. И хорошо это, ибо же такие люди находятся. Ага, - я приглядываюсь повнимательнее – удивительный, однако, стул, всё так и есть. Не стандартный такой, на вроде офисного, но эксклюзивный, странный и интересный такой. А и чего, думаю, и дай, думаю, посмотрю, подойду. Подхожу ближе и восхищение моё от рассматривания увеличивается. – Тут и многие технические решения до селе мною не виданные, и форма его, показавшаяся на первый взгляд неказистой иль странной, - нет же, красивое всё, функциональное, и интересное, восхитительное. – Эко, - думаю радостно, - пригодится мне таковой экземпляр, заберу-ка себе, унесу. И уже дома, в обстановке спокойной, когда будет время на более знакомство предметное изучу его всесторонне-предметно. И интересно же будет, и радостно. Однако, (вот же дела!) замечаю рядышком и еще один стул, но и этот стул специфический. Очень подходящий для какого ни будь вскармливания детского, т.к. эксклюзив тоже и очень удобен и функционален, изящен на вид. Но, любуюсь просто им, таковым и брать себе не хочу, т.к. нет на то у меня в таковом надобности. Бегло размыслив – ну, нигде он в хозяйстве моём пока не просматривается. – Пусть, - думаю, - он кому-то другому достанется. (вру, ибо так конкретно не думал, но забрать не захотел по иным соображениям, это точно).
Ага… А тут, тоже рядышком замечаю накрытый чем-то, какой-то интересный и очень знакомый предмет, приглядываюсь. – Ба (!), да это же барабан!…                                 (!?)* – думаешь ты (хотя ты возможно именно так и думаешь)*.
*(!?) – это тут, в скобках, эмоции предположительные, для тебя. И я как бы шутя тебя спрашиваю, ты их, сам лично (внутри этих скобок) чувствуешь, или не чувствуешь? Вот в том самом (!?)*месте.
*и на то я, аккурат для тебя, чтобы тебе думалось бы правильней, подскажу, что я барабаны люблю, а то и даже люблю я их усиленно. Ну, так-то я много чего люблю, пельмень, колбасу, шашлык, салат «оливье», «зимний», «мимоза», да мало ли… - детишек всяких, своих например, зверушек, а мелких люблю особенно. И вот барабанить люблю, как-то это с детства любил. Возможности не имел барабанить, и не барабанил, но наблюдать за барабанщиками – это да… Чудо виделось в том и всяк чудо-действие. Под сраку лет, конечно, купил себе уже установку барабанную, - утолил голод по этой части, порадовал душу по этой части страждущую. Итак – барабан(!)… вижу я на полянке (если вы помните). – Барабан, вроде бы, т.к. он там чем-то прикрыт, оговорюсь еще раз – аккуратнейшим образом. Приоткрываю это, то, что его загораживает. А это накидочка какая-то, матерчатая, скорей как раз дли того именно, чтобы ему сохранность обеспечить повышенную, чтоб не пылился, за зря по чём, и солнцем не был палим, ну и порядку для. И, о чудо(!) барабан-то совершенно целехонек. А я ж и не ожидал даже ничего из подобного. – Сюрприз так сюрприз! - Ну, станешь ли ожидать, увидеть где-то на лужайке, в лесу, барабан хорошего качества? Особенно же, когда идёшь ты такой, весь расслабленный, радостный, беззаботный и ни о барабане, и ни о никаких стульях вообще, ну совершенно, то есть ни разу не думаешь… (рабочий барабан – так это, вообще говоря, называется), при том совершенно целехонький, на такой же, совершенно исправной подставке, блестящей и металлической. Гляжу на него, поражаясь и восторгаясь одновременно. – Эко же, думаю, пригодится, пожалуй, мне и такой… А хоть бы и побарабанить бы чтоб по нему, поглядеть на него в действии и в приближении близком. А у него и мембрана даже как будто бы новая, идеальная просто-таки – весь, словом, блестяще сверкающий, черного цвета стоит и глаза мои радует, все оба-два, одновременно причем. Радуюсь… вместе с глазами. Глядь, а тут и еще несколько пэдов**. Ба, да тут вся установка барабанная, полный набор! И даже определенно лучшего качества чем та моя у меня. – И еще больше во мне становится радости, с удивлением примерно поровну перемешанных.

[Станционный смотритель]

Да... Есть над чем подумать.

[кольцовъ]

Слово.        (…и тут Бендера понесло)(хотя и понесло его гораздо раньше).
Вначале было слово…. – Слыхали такие слова наверное? Нет, лучше чтобы уж наверняка. НО, даже если не слышали, а таки СЛОВО(!)… же ж… и тогда, неимоверно за таковых радуясь (что таковым сие оченно важное еще предстоит, это, которое радостное) и одновременно железобетонно скорбя (за то, что таки без оченно важного как-то еще обретаетесь, или маетесь) очень настойчиво и сердечно советую. А именно – ознакомиться, окунуться, нырнуть, заклубиться в вышеуказанное. И будет вам счастие, и при том гарантированно. Особенно же это когда окунание вдумчивое и очень сознательное.
Я же здесь постараюсь лишь грубо и неказисто, как это завсегда почти у меня получается, прикоснуться к одной из «блестяшек» иль граней этой многогранной и величайшей темы.
Итак, слово. Кроме указанного выше (и на много более глубокого, емкого и важнейшего), это есть мысль. Или мысль есть набор слов, способных её выразить, передать, уловить, поделиться, шаг сделать из непонимания в понимание. Мысли или слова эти же так же можно, утрированно разумеется, назвать и молитвами. А почему бы и не ДА, собственно?! Вопрос лишь в том кому и как мы при этом молимся, или с кем разговариваем. Но, и это вообшче (это я так шутю, молюсь то есть) не вопрос.
Вот читните молитву любую (лучше с простых начинать, так бывает легче обычно) – там уважение, смирение, красота необыкновенная (обязательно есть, даже если не видно или в глаза сие не бросается) – там красота, объем, глубина, и что-то обычно самое главное.
Или такая «молитва» - разговор обыкновенный, - обычная передача информации, или «молитва» собеседнику (собеседникам) о том, чтобы они усвоили передаваемое. Хорошее это передаваемое, нужное ли, полезное – это решать разговаривающим. Как говорил один из молящихся (Петров и Ильф), словами другого молящегося (Бендера): кому и кобыла невеста. – В том плане, что до того ж и хороша какому-то коню-жениху почти любая кобыла.
А есть таковые «молитвы» (и их к великому сожалению великое множество, и к еще более великому сожалению величие их, таковых увеличивается, что еще хужей с величайшей прогрессией) с коих человека неподготовленного должно бы стошнить, или сносить с «рельсов» его. Особенно если эти рельсы его не в эту сторону проложены. Но, человек этот закаляется, адаптируется, привыкает и, к сожалению рвотные рефлексы его в этой связи притупляются (по части рельсов).
Вот, например, так если сказать про обыкновенную информацию – я, дескать, сходил в кино давеча, и очень обрадован тем, и кино оказалось оченно качественным… и всем советую. – Простая «молитва», обыкновенная.
Или так (тут я редактирую то, с чего рельсы бы плавились) – я, грязно-пошло половым образом в рот, б… на х… тут, сука, опять грязно-пошло половым образом в рот, в сука кино б… на х… ипанул. И аш ездец, сука, половым образом пошло-грязно в рот, и полвым образом грязно-пошло ВСЁ, и тем же способом мать – вот такой б… (это Б которое в строгом и неотрывном обычно сочетании с НА Х… сочетается)… - Так хорошее ли кино? – возможно кто-то и захочет узнать. (или так он это скажет: ачё, полвым образом пошло во все места всё и мать одновременно, суа, бэ на хэ – зае (грязным половым образом) или Х-ня?)  – Говорят же бэ на хэ, бэ-тебе, сука, – полвым образом мать, и твою мать, и вообще этим же образом и во все места всё абсолютно, сука бэ на хэ, - проста ездец.  – Это вообще не смешно, и я здесь отнюдь не смеюсь. Но, это обычная тема, обычный базар, обычная уже «молитва», наша при том. - Кому? Ндык, же известно кому. Молитва – Богу обычно. Или собеседнику, но как-то с Богом если, то это с добром. А если так, с бэ на хэ… - то это к антибогу «молитва», или наоборот всё. Или ко дьяволу, или к собеседнику, но с дьяволом, с дьявольщиной, с его атрибутами, причиндалами. Это как еду есть если из ведра помойного, при том еще и грязного, или обычно грязного очень, заразного, вонь извергающего.
Или такое тоже есть словоблудие, что дескать, это мы не ругаемся так (матерясь), а это мы так только лишь разговариваем, мысль выражаем, - мол, ничего страшного, плохого, грязного… Ведь же, дескать, главное же – содержание, а не форма. И это так, да, и я с этим тожа согласный. Как и с случаем еды из ведра помойного. Да, - все то же самое – еда обыкновенна, вкусная или хорошая, а ведро из под дерьма, грязное, скользкое такое и аж вонючее. Но, это нормально ли? А ведь же вы еду вкушаете, а не ведро грязное… Или угощали бы вас во гости пришедшего из ведра подобного, а хоть бы и из посуды немытой, или давно немытой, с засохшими еды остатками, мухами обильно засиженными – каково бы вам такое угощалово? Все ли равно?
А приглядитесь-ка вы повынимательнее – а мы же чуть ли не на каждом шагу уже едим все почти из таковых и ведра и посуды. Что страшно, процесс этот уже в начальной школе во всю распространяется.
Ну, и, как тоже общеизвестно, каждому воздастся по делам по его. По моему очень даже метко и истинно сказано. Или кому молишься, тот и сослужит тебе, поможет ли, подзарядит тем, чего тебе хочется. - А чего хочется тебе? И даже если хочется тебе еды обычно качественной, вкусной, обыденной, то и по делам твоим будет  и еда эта тебе. А там ведь вместо «сходил в кино» можно любое вставить прошение, повествование ли, и всегда смысл будет определенный, - кому, чего и как ты хочешь.
Вот это такие дела, вседорогие друзья, и уважаемые (уважающие) свет, товарищи.
А, о… чуть не забыл… Вот, для примеру, одна из великого множества, простая, ясная и на мой взгляд хорошая, а в общем как и все из них в принципе.
...Господи, сделай руки мои орудием мира и труда.
И туда, где ненависть, дай мне принести любовь.
И туда, где обида, дай мне принести прощенье.
И туда, где сомнение, дай мне принести веру.
И туда, где отчаянье, дай мне принести надежду.
И туда, где мрак, дай мне принести свет.
И туда, где грусть, дай мне принести радость.
Помоги мне господи не столько быть утешенным,
сколько утешать.
Не столько хотеть быть понятым, сколько понимать.
Не столько хотеть быть любимым, сколько любить.
Ибо тот, кто отдает – тот получает.
Кто забывает себя – вновь себя обретает.
Кто прощает – тому прощается.
Кто умирает – тот возвращается к вечной жизни.
Помоги мне господи - сделай руки мои орудием мира и труда..."

..от Франци?ска Асси?зского..

[Станционный смотритель]

Спасибо. Что-то похожее было и у меня с другом. Улетели в Ленинград. Правда не в трениках, а по полной форме. В семидесятых годах пройти на перрон в Борисполе было попроще.

[кольцовъ]

Шайдурыч как-то сказывал. Сидим, говорит, пьянствуем, что означает, если не знает кто, -. безконтрольно и бойко, и плотно употребляем спиртные напитки, т.е. дело обычное. – И хорошо на душе, что так же обычно. И стадия неуемно приближается к ватерлинии, или точке, именуемой теперь в технике как «резет». И вот, помню, говорит, что с Виталиком же черт угораздил присесть его рядом. А Виталик, ясное дело, любил про Кишенев ярко и красочно заговорить, особенно же будучи подходящим к тем же кондициям. И вот, говорит Шайдурыч, мы уже едем куда-то. А Виталик всё продолжает про Кишинев мне вещать, и до того же он это делает складно, старательно, страстно так, с вдохновением. А то, говорит, пригляделся я малость, на фокусе взгляда глаз сконцентрировался, и гляжу – вай, точно, едем мы на «Полете» уже, на экспрессе, на красном икарусе. А «Полет» же, известное дело, ездил тогда до Борисполя. И сие означает, что едем мы вместе с Виталиком во Борисполь, в аэропорт. Вот так просто, на легке то есть, в чем сидели в общаге и в чем начинали еще не так давно праздник праздновать, т.е. принарядившиеся. А Виталик-то, тот не останавливается, тот про Кишинев всяк только разговаривает сугубо хорошее, до того был влюбленным он в город этот своей мечты, но особенно же, когда память ему уже начинала отказывать. Ну, и не дожидаясь Борисполя, сошел-таки наш Шайдурыч с этой прямолинейной дистанции, именуемой в авиации «глиссадой», а именно – прямолинейного участка полета пред непосредственным касанием колес о бетонное основание ВПП… соскочил. А Виталик не смог остановиться, тот судя по всему горючим заправился основательно. Не внял он доводам Шайдурыча нашего, толи не расслышал будучи чрезмерно оглохшим, толи он не поверил тому, что можно вот так отказаться запросто от мечты, от более главного, в угоду насущному и сиюминутному. Уже на следующий же день, а толи и через день-два приехал обратно Виталик отдохнувшим и помолодевшим, однако, отгадайте же сами откуда? Правильный ответ – из Кишинева.
Вот такой это у нас был тогда товарищ Виталик. Вот чего творила с ним любовь его обоюдная, обоюдоострая, а толи это лишь страсть только к Кишиневу и безмерному количеству выпивки. Вот это какие дела тогда происходили у нас. – Человечек в гости любил заходить чаще обычного, а Виталик вот Кишинев для частого гостеприимства приветствовал.
А там, возможно, и летчики-то его уже многие распознавать стали по выражению лица ссредоточенному. – А, это, этот, что ли опять который в трениках, с нарядной маечкой? - Ну, этому в Киев, конечно же, улететь надобно опять срочно, он ведь же там учится….
Как он улетал в Кишинев, известно лишь теоретически, ибо логически и практически представить это совсем невозможно.

[кольцовъ]

Горобец.

(Вспомнилось вот, праздновал давеча со приятелями. Одному "шестёрик" обозначился. Подумал: Ого (!) вот уже какими мы стали считай что практически взрослыми... Поглядел на бухающих трезвым взглядом - нет, не тот размер, размах, мотив... У нас по-другому всё было тогда... в общем, вспомнилось вот).

Нет, Виталик Горобец определенно нашим бойцом, конечно же, не был. Не водился таковой в среде брата нашего разгильдяя, но определенно таки, по одному из коронных своих поступков был он, конечно же, именно бойцом. Бойцовской в нем была неуемная, а толи безутешная страсть к путешествиям-странствиям. Однако, и опять-таки по-бойцовскому, или на очень нетрезвую голову.
Да, был и у нас таковой тоже адепт, звали Олегом. Оченно он душевно любил путешествовать, а толи лишь возвращаться из путешествий, а толи просто приходить в гости. Это бывало сидят бойцы и организованно занимаются нарушением безобразий, ну это обычное тогда было в нашей среде наше занятие, горячо почитаемое, как и горячо потребляемое горячительное. И тут звонок в дверь(!?). Иной раз даже и настораживаются в этой связи некоторые, а кое когда и многие это делают. Ну, а не шутка ли, все же таки – безобразия – дело серьезное, и ответственное. Так в основном ответственности и опасались. Но, это еще когда мал-мало трезвые, а потом-то уже не опасались, конечно же. Потому как потом обычно было просто-таки завсегда весело, хотя чаще всего очень весело.
Итак звонок в дверь. Тут, тот кто попроворней, или трезвей, или сидит к оной поближе, или просто ответственный наиболее в этот момент многозначительный, идет и открывает. А там… - А там – человечек. Ну, человек, человек. - Ладно айда, заходи, человек, - так  это он даже может сказать ему, хотя и подумается уже сказавшему, что вроде как дома-то были все… вроде бы. Но, эти сомнения такие забываются быстро, так как некогда в общем, - тут же веселие, тут оно в самом разгаре обычно. И веселие веселится, шоу маз гоу он продолжается. И тут снова на тебе – звонок в дверь. – Опять бегут открывать, кто-то опять настораживается. А там человек опять. А человек этот всяк один и тот же, это Олежка Малков, человек то есть, или человечек, такой вот он тогда и был человек этот, человечище. А тот посидит мал-мало, и айда снова в гости сюда же – сиганет с балкона, хотя там и этаж-то вроде бы как не очень такой и безотвественный, например третий как минимум, и опять он звонит, чем сочно разнообразит однообразно проистекающую данность. А толи  позже уже кто-то и откликается из еще не отключившихся на очередной звонок – о, это же человек, наверняка, опять в гости идёт, что-то давненько уже его сегодня тут не было… Но, это просто в общем-то. Это так, почти не путешествия. – Прогулки практические.
Горобец же Виталик по этой части любил по большому сходить, а именно попутешествовать по настоящему, или в большое сходить или еще точней встряпаться странствие, угодить в приключение. Далее чем с третьего этажа, или даже с четвертого, если не с пятого. И еще одна была у него особенность очень интимная – очень был сердцу его мил град Кишенев, такое вот, значится дело архи торжественное. И не то, чтобы он родом был оттуда, нет. Был родом Горобец аккурат не из Кишинева, из самого настоящего не Кишенева. Но любил Кишинев страстно, а то ли и больше еще, если только опять таки не на много больше. И вот, когда нашему человеку хотелось иной раз в гости пожаловать, Горобцу в этом же состоянии, или примерно таком, страстно хотелось того же, да только не к себе же зайти на огонёк, а Кишенев, славнейший град попроведать. Так, однажды очередной раз надежно склеившись ластами оказался он в Кишинёве впервые. И сразу же полюбился ему этот город еще аж пуще прежнего. Просыпается он, значится, весь верхом на какой-то уютной и теплой скамеечке. А толи и не просыпается, а только запись включается у него в этот момент архи торжественный… аккурат среди дня белого и вполне себе даже обыденного. А до этого места она, память у него то есть, утрачена, от слова нАглухо, и никакому восстановлению не подвергается. Хотя он на неё и ругается, и он старается. А тут – красота, лавочка необычайно приветливая и такая уютная А толи парк какой-то, толи красота просто, то есть красивая. И он на этой лавочке весь сам как есть, персоной собственной и очень к тому же торжественно, хотя и странновато немного выглядящий. То есть он слегка такой размякший немного, а толи чуть больше лишь, чем для такого ответственного мероприятия полагается. Ну, пусть-таки он-таки просто-таки восседает на этой той лавочке, а тут как раз и запись в нем заново, то есть опять начинается. И эко же, думает, где ж это я, язви его…?  И что же это я весь тута делаю? И чистое над головой небо приятно подсказывает ему, что это не дом казенный, а это не мало важное и оченно обнадеживающее его открытие первое, и это как раз хорошо. И вот он интересуется у проходящих мимо гуляющих, - который же час, мол, подскажить-ка пажалста, люди добрыя и дорогие товарищи? А потом интересуется так же вежливо, - а что же это за город такой это красивый, и который год на дворе, и судя по теплу месяц летне-осенне-весенний?, никак не меньше, но какой же из них именно. И заодно уже какое это теперь число на дворе? Ну, это чтоб уже доподлинно вычислить, высчитать - какое же время жизненное он в жизни собственной отсутствовал, собственно. И не меньше чем тот у кого он и интересуется, удивляется после, что это как раз Кишенев и есть(!). Вот чудеса(!) думает, - сбылася-таки мечта, мечта давняя и идейно-заветная. – Радуясь продолжает недоумевать наш этот Виталик тогда.
А вот на вопрос «а как это?» ответа ни снаружи, и ни внутри совершенно никак не находится.
Нет, он, разумеется так сразу-то и не верит, особенно же улыбающимся, и иным, пальцами в области виска вращающим. И он поначалу-то еще сомневается малость. А оно и мало-ль чего, а он же не просто так себе туда-сюда, а он же есть товарищ ответственный и далеко не слабо характерный. И он переспрашивает у других у товарищей, что дескать за местность такая, пересеченная и мало ему еще в этой части знакомая? А те, как сговорившись отвечают ему всяко одно и то же – Кишинев, мол… - так и пишется, и именно так называется. Хотя кой-кто, возможно, и шутит. А у него самого, то есть внутри на шутки поводов мало есть, как на это же дело и расположения шутейного, - не расположен он так то есть оченно рано шутить и оченно даже с того совсем не смешно аж ему. А у него к тому же, в его общажных трениках всего-то копеек пятнадцать-двадцать имеется на всё про всё (на обустройство счастливой жизни во новом, хотя и любимом городе), - какие уже тут шутки… И акромя языка собственного более ему на доводку до Киева рассчитывать-то особенно не на что. Благо за 15 копеек можно было подлечить голову в автомате по розливу пива, и тогда мысль в голове скользила чуть да более что ли проворно и не так шероховато это делала, и что характерно – прямо во цель. И так он это, в трениках с отчетливо выраженными коленками и столь же нарядной примерно маечке-футболочке с обильно вытянутым воротом далеко не первой из свежестей, и с не очень внятным выражением на морде лица начинал свой обратный отсчет в институтские стены. А институт, если не помнит кто был у нас все же Киевским, инженеров Гражданской при том Авиации. Посредством её родной, её родимой и возможны были в те времена такие вот приключения, любви разнообразной обильно преисполненные.

[Станционный смотритель]

С надеждой, что всё устаканится !!!

[кольцовъ]

...знай что есть одна душа на свете, что тебя во веки не предаст... (это так Вован Кузьмин певал когда-то). И  это отрадно.
А так-то... - да сам волновался. За Родину, за державу переживая, да и в дела погрязши...  А тут стихи вот, взяли да и пришли, - такое бывает. Спасибо, однако, тому откуда оне... Ну, и  отрадно, когда в масть приходятся.
А тут, кстати, и продолжение подошло.

...Ну, и уже от себя уже замечу
Беря фальцетом си-бимоль
В любой еде, сиропе, жизни и речи
Всего важней, конечно же соль.

И спасибо за пониманию.
С надеждой, что всё устаканится как-то, а вот соль, так конечно останется.

[Станционный смотритель]

Давно не было. Заволновались, где?

[кольцовъ]

Всем салют! И тем и этим. И все там будем,  это как  не крутите. И потому, видимо, вот -
Стих вот забацался... Взял да и забацался. А, и чего, мне вот он даже мал-мало  понравился. По части поэзии, конечно, в философическом плане.
О смысле дружбы (так его можно было бы и озаглавить).

Если любишь ты конфеткой
Похрустеть в кругу друзей
То хватай их, да побольше
И айда в гости ко мне, да побыстрей

Или, чтобы все честь по чести,
Или чтоб в гости далеко не ходить
Ты, только побольше, назапасай их
И смело меня к себе ты поспеши пригласить

Подойдут, кстати, и шоколадки
Зефир, мармелад и даже казенак
- Я по этой идейной части такой это, аж необыкновенно падкий
И очень надежный друг, фанат и маниак         (считай компаньон).

А ежели нет ни конфет или того же зефира
То это совсем даже тебе не цейтнот
Завсегда для этого, такого славного дела
Тортик, конечно же  вполне подойдет

Или варенье, и (или) печеньки
И газированная сюда же вода -
Главное ведь во любой дружбе
Сладкий вкус, а не только еда

Любой мудрец очень доподлинно знает
И так и ответит вам: О, ё-моё (!)
- Главное ведь в любой философии жизни
Вкус чтобы приятный был, а не еда или, что еще хуже, какое ни будь там питиё.

[Станционный смотритель]

!!!

[кольцовъ]

Премудрость.
Вот же, скажу тебе что, Анатолий. Так это, без предисловий, за исключением разве сией единственной и несчастной строчки. И, то есть только по теме, по делу, по-деловому, по-целевому и точно… Точнехонько-таки, а то есть – прямо сразу в мишень, в глаз, а не в бровь.
Ндык, вот, вот оно главное, выстраданное за многострадальную жизнь собственную, мудрость, собственно: Если женщина (разновидность девушек) не дает тебе…. (тут многоточие (для ссредоточения твоих, Толик, мыслей)), то ты просто мудак, Толик. – Такая вот, братан (толи баран), для тебя мудрость… Народная…  Выстраданная. И пусть ты не Толик даже, а Анатолий Захарович, а хоть бы и Лев Георгиевич, да хоть Петрович, или Ахметджон Бекбуддиевич, а всяк и один же хрен верно, ибо сказано же тебе, Толик, - мудрость всяк это. А ты, Толик, просто мудак. Да. Это так.
Нет, не чудак там какой ни будь замысловатый на букву «эМ», не балбес, не дурак, не идиот, не карась, пескарь, барсук, а мудак…, то есть обыкновенный такой, то есть обычный, обыденный, распространенный широко очень. Во как. – Вот это какие дела.
И то означает это, что ты, Толик, вообще не принц никакой на никаком белом коне, - совсем даже нет, не это сие означает, а всяк больше напротив только, то есть наоборот. А как было б не так, то и было бы… Было бы, Толик, а то есть давала бы девушка. А она бы и рада бы, да только вот ты совсем не принц, а ты есть только мудак, Толик, вот же это какие дела. А как был бы ты принцем, или кем ты там себя есчо считаешь, то… Эх, вот же она и творила бы чудеса эти… с этим же принцем. Так а она же и рада бы, в том плане, что чудеса эти, в том плане творить чтобы. А тут… А тут только такое, Толик. Тут ты только. – Обыкновенный, обыденный Толик и только-то, будь ты хоть Сигизмунд Харитонович, а хоть и Алибабай Алибасович.
И если ты, Толик не даешь этой своей девушке… А ведь ты не даешь, Толик… Ну, пусть хоть какую-то сущую же безделицу, безделушечку, пусть это камушек, или колечко какое ни будь металлическое, или шубку с сапожками очень изящные, то ты есть мудак, Толик. Ибо же это ты не даешь этой мелочи своей несчастной барышне, будь она женщина или девушка. А ты вот – мудак только, Толик, раз уже ты такое с ней это дело творишь.
И если при этих раскладах она уверяет тебя, что вот дескать же нездорова, нога или болит голова у ея, или устала, то от того это только, Толик, что великодушная она у тебя девушка, и она жалеет уши твои она, и она тебе правду всю про тебя не говорит, ибо жалеет тебя. А так-то, не будь всего этого великодушия, ты сам-то знай, Толик, что ты – мудак, да и всё тута.
А когда бы было не так если, и если бы ты не таким мудаком был, Толик, и ты бы дал бы ей это… То такое бы она тебе дала  это… за это… Что это же чудо было бы, а не это… Чудо чудное, и просто чудесное, Толик. А так – голова у неё, нога у неё или усталость. И это только всё, чтоб пожалеть уши твои, Толян, и голову твою пожалеть чтобы тоже. –Такая вота народна мудрость. Будь ты хоть Толик, а хоть и Анатолий Евграфович Мыльников.
Твоя на веки Светлана (Мыльникова).
02,02,2022

[кольцовъ]

За арифметику неарифметкую.
Задача арифметическая, на человека знающего, или знающего всё и всяк хорошо только, но еще лучше – уверенного, что знает он это всё аж «на отлично».
Двое одинаковых почти рабочих получают в месяц в виде зарплаты один 100, а другой 200 руб. Внимание, вопрос:  Получают ли они одинаково, или кто из них получает больше? И тут уже знающий так снисходительно обычно уже и улыбается, как он всегда почти делает это, ну он же ведь это - он же ведь это… И для него тут тоже, как и везде и всегда ясно всё, а то и аж на много больше чем всё.
А вот такой тогда вопрос ему: а может ли быть так, что первый получает больше второго, при том при тех же условиях? И почему это так вот это оно? Или «как это?!». И снисходительность его улыбки обычно аж еще больше усиливается, а толи только уширивается. А между тем, несмотря на эту веселость его открыто-широкую первый ровно в два раза получает зарплату больше чем второй, который получает 200 руб. в месяц. - Вот же это какие дела! А улыбающийся на таковое решение лишь глазенками своими колет, или вот еще у висков одновременно с этим пальцами крутит обычно указательными, при том снисходительности ни чуть не умаляя.

А тут в принципе оченно даже простое есть и решение, легенькое такое, и даже для смеющегося этого, если бы он умело мозгами умел бы раскидывать, то есть вполне даже очень доступное. Он просто знает не всё, хотя он же уверен, что знает всё как раз, а то и ажно на много большее. Вот до чего улыбка его хороша, на столько она у него снисходительная. А все дело вот же во чём, первому обещали платить 50 в месяц, а плотють 100, а это ровно в два раза больше нежели он ожидал от плательщика-работодателя. Другой же, второй который, напротив на полновесных 400 дружно рассчитывал, а получает ровно в два раза меньше того. Просто ведь!
А ежели пообещали ему бы 600, то он в три раза меньше получает тогда, вот же ведь как! И у улыбчивого наверняка бы мозги начали б плавиться, а и шутка ли, он же все знает. Однако один другого получает в два раза больше, получая 100, при этом получающий 200 получает в три раза меньше первого, получающего в два раза больше его, а именно 100. Вот и вся его с ним снисходительность. И с ней же хек с ним, или опять с ней, с снисходительностью этой его… При чем тут хек? – спросите. – А, таки же, - отвечу вам, - совсем не при чём, а просто так, потому как к слову пришлось вот… И потому, что акромя «хека» ничего, никаких «козырей» нет, как и не может быть у любого из снисходительного, и от того и улыбка у него вот такая, а именно же кривая слегка, или снисходительная…, не очень то есть душевная и хорошая. А вы говорите не может быть. Просто знать же всего невозможно. Если только, опять же, хек только не с вами.
И еще одна огроменная польза от этого сугубо арифметического упражнения умственного – первый же рабочий тот ровно в два раза примерно больше радуется, получая свою двойную сотню. А второй в три раза больше грустит, получая 200 из 600 ожидаемых. И отсюда вывод простейший, так ты не будь этим вторым, вот и не будешь грустить ты тогда. – Вот же ведь какие дела!!! Первый с полтинником лишним! Второй с хеком только, в виде недоставшихся ему по его ожиданиям четырех сот, вот и вся наука сея!
 А ты говоришь арифметика, арифметика. А тут, оказывается, и не только ведь арифметика, но и же что-то еще. Вот же ведь как оно всё! И потому ты так это не улыбайся никогда снисходительно, а еще лучшей улыбайся ты завсегда только как этот первый, который вдвое больше полными гроздьями и гребет. И ты  вместе с ним, таковым и так же и радуйся. И ожидать старайся меньшего, и то-то же больше всегда получать будешь, и то-то же и будешь в этой связи радоваться по-хорошему! Такое вот… Просто вроде бы, да? – Зато и очень идейное… и сугубо сурьёзное.

19,01,22

[кольцовъ]

П.С. За тенденцию и чуть про ея объяснения.
Однако, жутко и страшно делается, когда тенденция сея приветствуется и аж даже на государственном уровне.
– Женя, ты сделал ремонт сыну, и теперя не знаешь как быть? Как то есть тебе теперь рассчитываться с твоим долгом пред банком (кредиторами)? – Иди же скорей ты в «Помогай»! Или «…айда к нам, Женя разное, и мы поможем уйти от долгов. – Законно!». Что означает понимать следует, что иди уже в «Женечки», пидерасты то есть, если не так завуалированно, изменись то есть к лучшему, в нужную нам сторону! Или поступи так как и все, то есть как многие уже теперь. А, и чего, и ничего же, и почти как все же ведь…! – И же законно ЖЭ даЖЕ! Вот же ведь как оно! – И всё сплошь законно только! – Вот же ведь дело какое оно, дело оказывается даже законное! И живи снова опять с чистой, чего это там у тебя этим, которого уже, собственно нету уже… С этой как её тама, с совестью. А только же с ней тяжелей это, а без неё очень даже забавно, и доблестно, и сытней тоже на много, и выгодней…
А только «… мама, что мы будем делать? – когда она двинет собой…» и тут я с Борисом Борисычем оченно даже и прегорячо дружно согласный весь, как и обычно, впрочем. А эта «она» ведь же обязательно нам при таких-то тенденциях законных, законно же и двинет. Куда вот только срать тогда мы все и одновременно кинемся?