Бойцы

[кольцовъ]

О нехорошем (жестокое)
О, мадам, как же мне нравится это всё…, ну, вот и это… и это
Одно только смущает несколько, - это то, что Вы не мадам… о, мадам.


Мирно
…так это… в поезде едешь….
….глядишь в окошко…
….
….
- так хорошо                                                   (на душе)
- и до того ж хорошо….                                    (на душе)


Стул.
Так это… ночью в лесу тихо-тихо
И небо… и звезды…
И ветерок еще…
Только чуть-чуть чтобы,
Теплый такой… и приятный
Летний… Ласковый
Или осенний….
Или весенний…
Такой вот ветерок
И только чтобы совсем небольшой.
Сидишь, срёшь…
И до того ж на душе хорошо…
- Так хорошо….
На душе, что уж… Да, уж...

[кольцовъ]

Хорошо.
Бывает так - метель закружит, завьюжит дерзко
Или гроза, к примеру, набежит… и гром к-а-а-к долбанёт…
Или, наоборот…
- Так до того ж на душе и мирно и спокойно…
- Всё хорошо…
Когда у Вас хороший стул.


Зря.
Вам кажется, что Вы мной не больны…
Мне кажется, что я Вами тоже не болен…
- Зря….      – Скучно это.
- Эх, и точно - скучно….

Решительное решение.
Я – изможденный путник пустыни, мадам
И я – старый солдат, слов о любви совсем не знающий …
Но, когда я увидел… в иссушенной зноем пустыне
В Вашем лице нежнейшую фиалку, мадам,
…!      ?     ! ! !
- Срочно полить!… и при том под самый под корень!
 -Да, - именно в самую середину куста… срочно полить!
- Словно взорвалась мина под каской
На старо-солдатской моей голове, о мадам...

[кольцовъ]

Было дело.
Я тобой не болею боле
Я тобой уже переболел
Никакой уж не чувствую боли
Хоть от боли чуть было не околел                                                   

Всё по-прежнему, ничто не ново
- Как и прежде, и весел, и смел
И один лишь вопрос пустяковый                                                                     
- Жив ли я, раз тобою уже отболел

[кольцовъ]

Хорошо.
Хорошо когда хорошо тогда
Тогда хорошо – когда хорошо
А когда тогда очень хорошо
Хорошо тогда, даже оченно

И когда тогда, хорошо когда
На душе тогда славно делатца
А когда там так только делатца
То и есчо лучшей тогда на этой душе

[кольцовъ]

Жалость.
Однако, жаль мне тех из вас, кто в жизни
Хотя бы раз в жизни, но не писал стихов
Особенно же тех, кто не зачитывался и чужими
И еще больше тех, кто чужих стихов не читал
Еще же жальче, - кто не читает до сих пор
Но всего больше о тех я сожалею, кто не сожалеет об этом…

[кольцовъ]

Констатация.
Сразу, когда тебя увидел,
Я потерял и сон и покой
Потом я потерял и деньги
Потом стыд, честь и совесть
Я потерял сразу и насовсем

Очень.
Таких как ты не очень много
Но, очень много не очень таких как ты…


Сон и быль.
Тебя во сне я добиваясь
Проснулся, пылкою страстью обуян
А тут ты, и видимо меня добиться желаешь             
- Пришлось уснуть снова, чтобы не искушать тебя

[кольцовъ]

Да, вот, тут мал-мало стихов обнаружил при разбираньи завалов.

Взгляд.
Гляжу на эти волосы я, и во глаза твои
Небесной синевы я словно бы весь окунаюсь
Трогаю губы, руки, плечи, ноги
И думаю так, воздыхая трепетно
- Ах, елы-палы, как же за все это
Я всей душой своею так страстно,
Пылко и нежно, но не люблю тебя                             

[кольцовъ]

Не удержался, однако, и аж романса забацал...
О любви (конечно жэ).             16 +

Не засеивай и не взращивай
Не пристраивай, не выказывай
Не просовывай, не протискивай
Мысли ты свои промеж ног моих

Не гляди ты так, не сверли ты так
И не мучь меня ты искусами
Не тревожь меня, не расстраивай
Не кроши ты мне слова умныя

Не хватай меня, и не гладь меня
И не лапай своими ручищами
- Говорю тебе, - голова болит
И устала я, и хочу я спать

А мне б лучше бы шубку норкову
Шапку с соболя, платье с стразами
И кольцо есчо с чисто золота
А есчо лучшей – ажно два кольца

И тогда уже, вот тогда уже
Мне колье еще станет надобно
Пусть не дорого, лишь бы от души
Но, с серьгами чтоб, и с брильянтами

А уж стану как я красавицей
При серьгах и в шубе с брильянтами
Ты тогда вообще к мне не подходи
Подавай тогда ты только принца мне

Стану я тогда краше прежнего
Стану принцу нежною я женой
А ты лезешь все со щетиною
А ведь я почти что принцесса уж…

[кольцовъ]

Будучи тронутым и растроганным, краснея от смущенья покрываюсь плотными слоями радости... Спасиб, есчо раз.  Желаю чтобы все!

[Станционный смотритель]

Не скрою, в основном, только из-за Ваших публикацию захожу на этот сайт.

[кольцовъ]

Ну, вот... выходит не за зря пыхтел, бумаг марал... - Радуюсь теперь, что намарал не за зря... Спасиб.

[Станционный смотритель]

Прочитал с удовольствием, спасибо.

[кольцовъ]

Футбол и негры.                 (по мотивам рассказа одного из рассказчиков).
                                 …и её негры… негры..о… неОграныченные возможности…
…Ну, так-то к слову сказать если, то хоккей я тоже очень люблю, в смысле, конечно, футбол… то есть хоккей… Что одно и тоже в принципе, только там мяч, а тут вроде бы шайба… И тут еще клюшки отсутствуют, а клюшки я тоже очень люблю.  Но, только же там всего два этих, как его… в смысле пять хоккеистов, раз-два три-четыре и пять и очень легко всё… А тут их аж человек по десять вроде бы, а толи и больше даже по стадиону носятся… И только ты их вроде вот…. Вот-вот… вот-вот-вот вот уже сосчитал вроде б уже… - два, четыре и вроде как пять, но… тьфу-ты, - они опять все перемешиваются. И шайб тоже не так уже и много забивают, хотя и ворота вроде бы даже тут будут поболее. Нет, ну в самом деле, поболее будут, а забивают реже – ну, как так?!. А толи от того, что так просто не тренируются.
И еще мне в хоккее вот очень что нравится, ну там, что раз, и нарушение. - Клюшкой ударил там, или подножку поставил…. Или тот, например бежит, бежит, убегает… и  уже вот-вот он уже должен забить… А этот раз, и ему чего ни будь сделает такое, и тот не забьет… Или тот упадет даже, или даже очень больно о борт, например, он ударился… и лежит. И тогда сразу – на тебе, вам, две минуты. И целых аж две минуты в большинстве уже эти, обиженные, носятся. А все потому, что там очень всё строго наказывают.
А тут бегают, бегают, и без конца толкают друг дружку, за майки или даже аж за трусы друг дружку дёргают, за всё там подряд друг за друга хватаются, под ноги бросаются и никаких тебе нарушений, то есть никаких удалений, и большинства никакого тебе.
Или наши бегают, бегают, и всё вроде бы правильно делают, и стараются. А мячик почему-то все время не у них. А мячкиком играются те, которые из другой команды. А наши вроде бы уже отберут иногда его, или он случайно как-то у них окажется, или прикатится он к ним. И только они вроде хотят пнуть его друг дружке, или даже пнут раз другой только…. И снова уже эти, не наши, его у них отбирают опять и с ним носятся.
Или наш такой семенит-семенит по полянке шажочками такими ровненькими, а тот негр из той команды, такими огромными шажищами раз-раз, и уже он обгоняет его… И уже у него, у этого нашего негр этот длиннющий как баскетболист, мячики отбирает. И уже этот негр снова с мячиком…. А наш так семенит уже.
Нет. Так-то хорошая, конечно, игра, только вот шайб забивают мало. И особенно наши. А так – ничего, конечно… Вот только много их, и стадион очень большой, устаешь головой взад-вперед водить, мотать постоянно туда-сюда.
И это еще… Вот же что интересно. – Слова там разные. Вот, дескать, как хорошо мы все тут подготовились, и игроки, и Черчесов сам… Матерятся все, правда, но ничего, говорят, что подготовились все хорошо. И за неделю уже всяк одно и то же – и подготовились, и игроки, и сам Черчесов. И будем играть, мол, и бороться… и мы, мол, и если не мы… то кто же мы… Мы или не мы? И всё такое… и вместе с Черчесовым.
А тут бац, и одну шайбу уже пропустили. И бегают-бегают вроде бы, и хорошо же ведь бегают, а только мячик им достается редко. И чуть-что, окажется у них мячик, а его снова сразу же отбирают у них. И вроде бы, ну, думаю, отыграются и забьют хоть бы одну что ли шайбу…. Так нет, так и еще же  одну пропустили. Вторую шайбу уже, получается. Ну, да – это вторую подряд.
А так-то играли, конечно же хорошо, очень, видно - сильно старались. И все игроки, и сам даже Черчесов. С шайбами просто не повезло, а так хорошо. И очень же хорошо даже.
И так игра очень хорошая, есть на что посмотреть. Вот только много их, не то десять, а то и больше аж даже, я уж и считать их замаялся. И шайб почему-то мало забивается, хотя вроде бы и ворота большие. Ну, прям и не знаю даже уже, что вам еще про наш футбол рассказать.

Или вот тоже Бельгия, Бельгия… Конечно, они там понаберут всяких негров, у них же так вон сколько негров всяческих…, чернокожих, с ногами длиннющими… и  им хорошо. А наши маленькие… Вот, как сейчас помню, Вера Игнатьевна, наша учительница по географии. Маленькая такая, чистенькая, аккуратненькая. Вежливая, тихая, приветливая…. Ка-а-а-к бывало даст ему, да прям по башке ему своей указкой, да звонко так – тря-я-сь(!), чтоб значится Генка Воронин на своей на первой парте так своею бошкой не крутил. И она еще говорила всегда: Вот у них, - говорит она, - что, - страны малюсенькие такие все… А у нас негры… У нас просто негры…. Не… - о… -грыниченные, негры-ниченныи - она нам так говорила всегда, - у нас тут есть возможности… Да, возможности у нас негры-ниченныи.  А голосок у неё такой тихынькый, спокойный, нежный, вкрадчивый. До того же мы и любили эту учительницу нашу Марию Антоновну, преподавательницу по астрономии. Вот же какие дела. А так это, хоккей, в смысле футбол, это конечно я люблю… да чего там люблю, - это люблю я, и даже очень.


14,06,21

[кольцовъ]

Татарин.                                  (да так, просто к слову пришлось)
Есть у меня один знакомый друг, - татарин он. Толи потому, что таки татарин он просто, а толи потому только, что все зовут его именно так, - татарином. Однако, совсем не это в нем главное. А, таки вот чего в нем интересного. - Татарин этот работает. Грязную в основном работу все время работает он. – Он автомобили ремонтирует и тем и живет. И все время в масле он, одежда в масле его, руки его тоже в масле, ну, и морда лица тоже масляная, что естественно. – Ну, вот такая работа, - не пыльная, но очень грязная. И так сколь уже его знаю я, все время он такой вот замасленный. А оно таки и понятно, - работа у него очень и грязная, и тяжелая. И так всегда было с ним.
И еще он ума пронзительностью отличался всегда, аж необычайно как. – Вот всё и обо всём и всех всегда знает он. – Это уже совершенно точнёхонько. – Он знает, что и как делать президенту, правительству, любого пошиба чиновникам, милиционерам и т.п. И даже деятелям чего делать из областей искусства, - вот до чего же шарит он широко. И обычно всё, что в областях любых делается, делается оно всяк только неправильно. – Сие совершенно же точно всяк знает он.
И вот же есть у него дружок один. А толи и не дружок даже, но клиент, да это и не очень важно. – Ездит к нему частенько этот товарищ, чистенький такой, аккуратненький, с бороденкой такой плешивенькой, седенькой. Правда одет очень всегда прилично. И на разных, но очень всяк только приличных машинах он завсегда приезжает к нему, и очень уж вежливый.
И вот же татарин буквально смеется над ним, он над ним очень и очень прикалывается, то есть подтрунивает. – А знаете ли, - говорит всем этот татарин, - а ведь же этот чертяка плешивый… а он же в самом «секенд хенде», - говорит он, - одевается. И злобно так от это шутит над этим вежливым дядькой злобный шутник-весельчак наш татарин, работой трудной обычно замасленный. А у дядьки-то того, очень плешивенького, про между тем не только машины, ну совершенно хорошие. Есть у этого дядьки и много еще чего очень тоже только хорошего. Не то коммерсант этот друг, товарищ и просто плешивый дядька его… Не то как раз и из области искусств представитель столь яркий.
И вот, смеясь так и говорит мне все время этот татарин наш за этого дядьку: Эх, да если бы разве мне бы его деньжищщи-то!!! – Да разве же стал бы я в «секенд-хендах» бы одеваться-то я?! Да я б одевался бы в самых наилучших бы магазинах… и самым наилучшим же образом, и очень же дорого только.
И тут я робко так тоже спрашиваю у него тогда: Дык, а он же и так, вроде бы, одевается, ну… что ли более аж чем прилично… И не логичней ли тебе, а то и нам обоим в чем-то да поучиться именно же у него?
- Не, ну… и при таких-то деньгах… и в секенд хендах… - Не, это ваащще чуть ли не полный отстой, - это уже точно так, - объясняет мне этот мой знакомый татарин… старательно грязной рукой грязь на лице своем, и без того грязном, при этом размазывая.
- А-а, ну да… да-да, и всё, и всяк именно так, - думаю я, глядя на очень промасленного во всех отношениях татарина этого. Оно и конечно… Оно же тебе и видней. Ты же ведь татарин-то не просто абы чего и как, а ты-то татарин оченно много и хорошо про всё и всяк знающий.
- Такой вот татарин у нас в гаражах. – Оченно даже смекалистый тип. - Такая вот и почва для размышления.

***Не, ну а так-то и хорошо бы, конечно же, если бы его умным советам внимали бы разнообразные его клиенты, просто товарищи, а то и члены ГСК нашего, а с ними и члены правительства, президенты, чиновники, милиционеры, миллионеры, миллиардеры… да и просто люд, одевающийся хоть бы более-менее чистенько. – И то-то бы, наверняка, и зажили бы они все ай, да как же и хорошо… бы… А то ж ведь живут все абы как…. И советам татарина всяк не внимают.

06,07,21

[кольцовъ]

3.
А раз в стройотряде, командир наш Серега Бедненко, отметил – как же я, - говорил он, - завидую-то тебе, ведь ты весь такой безшабашный… Такой… то ли веселый… и чуть ли не легкомысленный. А в те времена стройотрядовские тяжестью мыслей особенно нужды отягощаться  не было, вот он и видел это… И считал, видимо, что мысли и вовсе во мне отсутствуют. А я и не поспешил разочаровывать старшего этого своего товарища, и сказал лишь, что знает он обо мне, ну вот совершенно же ничего. Ибо мыслей множество было и в те времена во внутри меня, благо были это мысли иль очень или особенно светлые.
Или вот, тоже случай был в летном отряде. Мы его тогда, (мы – это летчики, летный состав) ремонтировали своими силами. И я по привычной манере своей веселился и легкомыслился. Работу, правда, как и обычно любил. И работал её оченно строго любя. И только так. В противном случае – каторга для меня это, а не работа. Я же работал почти всегда радуясь и веселясь, с огоньком то есть. А рядом-то товарищи некоторые, те очень умели работать. Но в основном лицами. А именно – сидя на заднице, но всенепременно с очень натруженными до почти изнемождения лицами. А чтобы не путались плоды работы работников, т.е. чтоб не переплетались их знатные подвиги с плодами моего легкомыслия, стал бригадир наш разделять фронты этих работ. И вот раз он вызывает меня на один из этих фронтов и айда меня он чихвостить. – Благо же - там и было за что. – Там сплошь дерьмо только, читай собачье, а не работа… - слюни и сопли, и, в общем-то – дрянь, а не работа. И я его слушаю, слушаю, но вот не краснею только… И я улыбаюсь только, хотя и сдерживаюсь, хотя и почти не получается. От чего злит его еще больше такое к работе моё отношение.  И я соглашаюсь с  ним, что сие – дерьмо полное, и что надо бы очень взашей, или по шее таких специалистов… Но, чуть погодя, зазываю его за собой, и завожу на другой фронт, а там…. А там все нормально, хотя и не нормально, а хорошо. И он горячо радуется, и он ярко приветствует такое качество, и он еще больше ругается на предыдущий участок фронта.
- Ндык, - говорю ему, - это Василий Макарович, собственно мой и есть участок. И здесь с легкостью, с легкомысленностью моей, и с улыбочкой только, или читай – с любовью моей это сделано. А там – там это ваши передовики доблестные потрудились… С их правильно-праведным отношением, читай – верным отношением, с натруженным то есть до чуть не озлобленности выражением гордым лица.
Такие вот вехи, Андрюх, из моей новой и старой истории. И это к чему это всё я? А, о, - вот же к чему это я. – К тому это я, брат, что я и раньше-то очень любил посмеяться, посмеивался, но, что самое характерное – я ЛЮБИЛ… И я и теперь тоже люблю… и посмеиваюсь, или стараюсь так.
И вот теперь-то я посмеиваюсь уже сидя в лесу… или на сеновале… или сидя на озере. И мне не смешно, конечно, глядеть на лица, обычно очень натруженные, зубами от злобы скрипящие… особенно лица такие, принадлежащие сидящим на задницах. И я бы помог им. Да только же не сидеть же на задницах. И я им говорю, как и чего… да они не слышат. Я и кричу уже им как и чего… А они и не хотят даже слышать, и они и не слышат. Вот и здесь уже, и теперь я сказал, и вскричал уже несколько раз как им и чего… И вот ответь ты мне, брат, ты  хоть бы чего-то расслышал? Ты разобрал ли мной тут высказанное?
И если хоть бы на чуть разобрал, так тогда вступай смелее во бригаду в мою! Да, да, всё именно так… Только вот я уже норму свою, и уже давненько заделал, и при том хорошо ажно очень. А у тебя, и у скрипунов разнообразных подобных… (извините те исключения редкие, очень прошу вас) еще середина поля только… А я скрипунам, и сидельцам на задницах не помощник. И я им, таковым, если за них стану их работу работать, навредить смогу только этим действием. И потому я за них работу их делать не стану, хотя и делаю за них многое. Но я завсегда помогаю, помогал и буду помогать всем. Жаль, однако, что нельзя материться, а и еще того хуже – нельзя палками бить по спине… и ажно оченно жаль. Ибо многим очень бы помогала бы именно же такая помощь только.
Но, как говорится, есть то что есть.  И с этим уже ты ничего не попишешь.
Ко сожалению я не могу за тебя слышать, услышать, слушать, понять, и ПОЛЮБИТЬ, что вне сомнения всякого было бы лучшим и достойнейшим из результатов множественных.
И пока это все так, то всяк так это тогда и будет. А то, что возможен смысл, или счастье, если сидящие обменяются «фронтами» работ, или ведрами…, а хоть бы и задницами. Или прибьют меня, веселящегося ко щиту, и присвоят себе все плоды мои, и станет им хорошо – так это иллюзии. Жаль, однако, что многие революционеры в такие иллюзии верили. Хуже, что и теперь еще верует большая часть таковых.

29,06,21
А, о… если спросишь напомнить тебе еще разок, но в двух словах. Отвечу так, - я –то что? – Я ничто… в сравнении… Читай ты, брат, первоисточники, ибо там все и очень славно как сказано. А уже ежели там не поймешь, то и до меня приходи. Я в этом деле обещаюсь тебе быть переводчиком.